Белые дни

90 лет назад, в знойные августовские дни 1919 года начался рейд генерал-лейтенанта Мамонтова по тылам Советской России. С отрядом в 9000 сабель и штыков, прорвав фронт на участке железной дороги Новохопёрск-Колено, он вышел в тыл Красной Армии и двинулся на Тамбов. Следующим важным пунктом после губернского центра в следовании белоказаков был Козлов, где размещались штаб Южного фронта и важный железнодорожный узел. В силу немногочисленности отряда Мамонтова и складывавшейся обстановки рейд не имел стратегического значения. Однако, не встречая на своём пути серьёзного сопротивления, казаки, разрушая и грабя, наносили серьёзный ущерб не затронутым Гражданской войной тылам Красной России.

Отряд двигался, придерживаясь железнодорожного полотна, ведь именно по нему шли важные грузы и осуществлялась переброска больших военных сил. Белые стремились нанести максимальный ущерб этой ветке железной дороги, поэтому после себя оставляли сломанные стрелки, взорванные вышки и разбросанные рельсы. Заезжая главными силами в ближайшие сёла (а разъезды казаков отправлялись гораздо дальше), они стремились забрать с собой желающих, а иногда и просто первых попавшихся мужчин для усиления своих отрядов, расстреливали коммунистов (особенно руководителей местной власти), отбирали деньги и ценные вещи.

Сохранилось описание того, как белоказаки побывали в Епанчинской волости. Представители местного волостного исполкома вспоминали, что "в 9 часов утра проводили свою обычную работу и принимали разные требования граждан волости, а в 9 с половиной часов послышались ружейные выстрелы на расстоянии 40-50 сажень от здания. Через 5-10 минут исполком был окружён разъездом казаков в восемь человек, один из белых под угрозой применения оружия приказал немедленно убрать трубку с телефонного аппарата, что и было исполнено. В это время часть писцов разбежалась в окна. Спустя 20 минут стала появляться главная казацкая конная сила, из которой два казака - один калмык-вахмистр и другой урядник - ворвались в волисполком и потребовали немедленно открыть кассу и отдать им деньги под угрозой расстрела, также грозили запороть нагайкой. Касса была открыта, и находящиеся в ней деньги - 12000 рублей керенскими, 560 рублей кредитными билетами выпуска 1918 года и 25 копеек марками - отобрал вахмистр. Тут же он приказал своему товарищу казаку записать сумму денег в памятную книжку, но, немного подумав, добавил, что советские деньги (т.е кредитные билеты) не нужны. Казак-вахмистр вернул кредитки назад казначею и сказал, что эти деньги не годятся, их можно употребить только в ретирадном месте. На просьбу вернуть все деньги, так как они принадлежат всей волости, казаки отвечали на ломаном языке, чтобы все молчали. И добавили, что они пойдут в пользу войны, после чего скрылись из здания".

Видимо, это были "официальные" представители Мамонтова. Поле ухода казаков всем служащим было приказано запереть шкафы и разойтись по домам. В здании остался только сторож. Но спустя несколько часов снова ворвались толпа казаков и их обозные мужики. Они поживились всем, что оставалось после реквизиций "официальных" властей. Они взломали кассу и похитили все оставшиеся деньги (в том числе и советские), бумагу, перья и много другое.

Здесь важно отметить, что белые, осуществляя реквизиции, делали это выборочно. Крестьяне, как бедные, так и состоятельные, в основной массе от этого не пострадали. Разгромленными и разворованными оказались советские организации и коммуны. Громя последние, мамонтовцы раздавали из них скот бедным крестьянам.

На пути к Козлову белоказаки планировали взорвать мост у железнодорожной станции Никифоровка. Навстречу им двинулась малобоеспособная козловская боевая дружина. И не оказав серьёзного сопротивления, отступила к станции Грязи. Однако следует отдать должное козловской боевой дружине, она своим упорством отстояла железнодорожный мост, вынудив казаков обойти его со стороны. Путь на Козлов Мамонтову был открыт. 22 августа Козлов был взят с двух сторон - со стороны с. Заворонежское и со стороны с. Турмасово. В наш город въехало несколько тысяч белых. Стремясь нанести наибольший ущерб, они разрушали железнодорожную инфраструктуру, разграбляли магазины. В Козлове расстреливались, как и на всём пути следования белоказаков, коммунисты. В первую же очередь подверглись погромам отделения милиции и органы управления советской власти.

Вот как выглядело одно из отделений милиции после того, как белоказаки покинули город: "оказалось, что все переписки, книги, дела разбросаны в разорванном и хаотическом виде по полу канцелярии. После обследования не оказалось описи дел, книги на записку оружия, книги на записку вещественных документов, книги на встречу кормового довольствия арестованных, содержащихся под стражей. Сундук с вещдоками взломан, и всё, находящееся в нём, похищено, ящики у стеллажей взломаны, канцелярские шкафы разломаны и приведены в негодность. Из инвентаря не оказалось только двух венских и одного мягкого стула. Лошадь с седлом и уздечкой, по словам очевидцев, также была увезена казаками. Общий вид помещения носит следы погрома и строжайшего расхищения вещей".

Здесь хочется добавить, что не стоит абсолютно всё валить на казаков, местное население, пользуясь безнаказанностью, тоже уносило всё, что плохо лежало. Картина погромов была во всех отделениях милиции Козлова одинаковой. Попытка милиции четвёртого района самостоятельно вывезти всё самое ценное закончилась тем, что казачьи разъезды отбили и уничтожили их у станции Кочетовка. Спасти учреждениям Советской власти практически ничего не удалось. Имущество смог эвакуировать несколькими днями ранее только штаб Южного фронта.

Накануне захвата мамонтовцев Козлова здесь царила неразбериха, граничившая с паникой. Служащие Козловского отделения уголовного розыска после эвакуации Южфронта также приготовили все дела и имущество к эвакуации. Такое распоряжение было получено только 22 августа. "На станции уже не было ни единого поезда, а отступить с воинскими частями не удалось, так как груз был тяжёл". Имущество было спрятано в сараях, но белоказаки его нашли и уничтожили.

В уездном комитете партии ещё 21 августа собрали все важные дела, денежные документы, имущество и перевезли их на вокзал для эвакуации на станцию Грязи. Всё погрузили. Но означенный поезд попал под обстрел при станции Козлов Воронежский и был сожжён снарядами противника. Уничтоженными считаются все дела и печати отдела управления Козловского исполкома, а оставшиеся не вывезенные дела и печати с книгами прежних лет, хранившиеся в помещении архива Отдела управления, оказались в изорванном виде на полу и во всех комнатах, в печах были видны груды пепла от сожжённых бумаг и документов, так что восстановить какое-либо дело не представлялось возможным, тем более что главным основанием к восстановлению отчётности являлись сгоревшие в вагоне на станции Козлов бухгалтерские книги 1918 и 1919 годов.

До станции Козлов эвакуационный груз Отдела управления сопровождал инструктор товарищ Горшков, который впоследствии казачьей властью был арестован, приговорён к расстрелу и из тюрьмы освобождён только при обратном занятии Козлова Красными войсками.

Чтобы более полно передать атмосферу, царившую в городе, обратимся к ещё одному воспоминанию заведующего отделом Советского и народного строительства Ивана Васильевича Шмакова. "23 августа после начала погромов и убийств нервы граждан были натянуты до того предела, за которым наступает сумасшествие. Подобное состояние было и у меня. Я совершал обход квартала, когда ко мне прибыл приказчик кирпичного завода и заявил, что за мной сейчас едет отряд казаков с целью убить меня как заведующего отделом коммуниста и ограбить, я решил отправиться к коменданту белогвардейцев Постовскому искать правды. Но предварительно оставил на сохранение знакомой казённые деньги, хранившиеся у меня на квартире. Когда я пришёл к коменданту, то попросил через дежурного часового и адъютанта доложить об этом коменданту. На вопрос дежурного, по какому делу и кто вы такой, я сказал, что должно состояться посягательство на мою жизнь. Меня ввели к коменданту часовой и адъютант. Часовой вышел, а адъютант остался стоять сзади. Комендант, не выслушав моего ответа (откуда я и кто), потребовал документы. Я предъявил паспорт. Не дав мне опомниться и объяснить цель прихода, комендант начал угрожать немедленным расстрелом как коммуниста. Но сказал: "Знаю, вы, заведующие коммунисты, имеете деньги, и если сейчас же не скажете, где они находятся, то тут же в сарае во дворе вас расстреляют. Ну не задерживайте, мне некогда, живо говорите". Я сказал коменданту, что хотя бы деньги и были, то, взяв их, я должен буду отвечать перед народом. Комендант парировал: "Это не ваше дело - рассуждать о деньгах". Повернулся к своему адъютанту с приказом приготовить машину. После этого меня вывели на улицу и под конвоем повели к грузовому автомобилю. Зная, что дома денег нет, мне пришлось указать дорогу к знакомой. Автомобиль из-за плохой дороги остановился на улице Екатерининской. Путь на улицу Мясницкую, где жила знакомая, мы продолжили пешком. У неё дома я попросил вернуть мне спрятанные деньги. Когда она их принесла, их сразу же отобрал адъютант. Положив в карман, он велел мне идти обратно к коменданту. Последний, указывая на пачку денег, поинтересовался, сколько здесь. Я ответил, что около 42000 рублей, и просил выдать за них расписку. "Ну, проверять мне некогда, - сказал комендант, - а за квитанцией придёте завтра. Покажите, что есть в вашем бумажнике". В памятной книжке, которую я всегда ношу, было жалованье служащих моего отдела, которое я ещё не выдал. Комендант решил отобрать и эти деньги. Но, посмотрев бумажник, вынул только керенки, а советские деньги последнего выпуска вернул, сказав, что у них на Дону они хождения не имеют. После этого приказал меня отпустить. На следующий день, когда я пришёл за квитанцией к коменданту, здесь же встретил знакомого кассира, также ограбленного. Но ни он, ни я так никаких оправдательных документов за отобранные деньги и не получили".

Кроме реквизиций, мамонтовцы в Козлове, как, впрочем, и на всём пути следования, забирали мужчин, годных к службе. Иногда брали добровольно, иногда насильно. По официальным данным, с белыми бежали жители из Козловского уезда, а также из Бибиковской, Богоявлено-Сурёнской, Боголюбской, Градо-Стрелецкой, Глазковской, Ново-Никольской волостей и ряда других. Чаще это были один-два человека, которые ещё в царской России служили либо чиновниками, либо офицерами. Так, с белогвардейцами бежал гражданин села Ново-Никольского бывший штабс-капитан Павел Ларионович Дерябин, а из Успенской волости с белогвардейцами убежал переписчик волостного совета. Но основная масса, конечно же, не имела желания воевать и поэтому уводилась насильно.

Из Козлова мамонтовцы ушли с большими обозами и пополнением. Вскоре в город вернулись представители Советской власти. 169 горожан обратились с заявлением в уездный комитет партии, где просили возместить ущерб от расхищенных лошадей, сбруй, хлеба. Но, как это и следовало ожидать, президиум Козловского исполкома весной 1920 года решил, что "вышеуказанное заявление удовлетворению не подлежит, что и предлагается объявить всем гражданам".

Мамонтовский погром так или иначе коснулся практически всех сфер жизни Козлова и уезда. Не обошёл стороной и сферу образования. По этой причине в 1920 году проводилось обследование школ Козлова. Итоги оказались неутешительными. "Со времени Мамонтовского налёта первой необходимой задачей было открытие занятий в школах, которые не функционировали с начала 1919 года. Для выполнения этой задачи была избрана комиссия по осмотру школьных зданий для определения их пригодности с технической и гигиенической стороны. Результаты обследования показали, что здания требуют основательного ремонта, но, принимая во внимание катастрофически неблагоприятное экономическое положение, созданное разграблением Козлова во время налёта Мамонтова, постановили сделать лишь починку зданий. В результате функционируют лишь школы первой ступени, где дети занимаются в три смены”.

Колоссальный экономический ущерб был причинён не только городу, но и уезду в целом. После дней, проведённых белыми в Козлове, потребовался не один месяц, чтобы восстановить экономику уезда и вернуться к нормальной жизни.