Горбушка хлеба

"Уважаемая редакция газеты "Мичуринская правда"! Обращаюсь к вам, чтобы поделиться своим мнением по одному весьма простому, но интересному вопросу. Я постоянно покупаю серый хлеб в магазине "Пятачок-2" и замечаю, какая выпечка свежая и аппетитная. Вспоминается качество хлеба после войны. Сейчас, конечно, он вкуснее, да и цена, несмотря на неурожайное лето, не изменилась. Я пережил разные времена, поэтому отношение к хлебу у меня священное. Он, как говорится, - всему голова. Хочу с вами поделиться своими детскими воспоминаниями о хлебе, вернее, его "горбушке".

Лагерная столовая располагалась в деревянном здании школы, а жили мы отрядами неподалёку от неё в нескольких маленьких одноэтажных домиках, неведомо как сохранившихся в военное время. Приходили на завтрак, обед и ужин строем (попарно).
В столовой сидели по шесть человек. Столы были канцелярские, с длинным выдвижным ящиком под крышкой, высокие - не по нашему росту.
Самое заманчивое было в начале обеда. На столах стояли глубокие тарелки, а в них лежало по шесть ровно нарезанных кусков хлеба. Лежали не в строго определённом порядке, а в разбросанном, хаотичном виде. Для нас, детей, хлеб в то время был самой вкусной едой. Казалось, что если бы давали много одного хлеба, то можно было бы хорошо насытиться и без причитающегося первого и второго блюда. Чая не было.
Счастливчиком оказывался тот, против которого лежала или выглядывала из-под других ломтиков хлеба горбушка (конечные части буханки). Присмотрев заранее, счастливчик-ребёнок хватал ближайшую к нему горбушку по команде старшего: "Можно кушать". Мне никогда не везло. Я почти всю смену в лагере ел мякиш.
Но однажды мне посчастливилось. Это случилось почти в конце смены, в последние дни моего пребывания в лагере. Против меня на столе в обед лежала в тарелке драгоценная "моя" горбушка тёмно-золотистого хлеба. Я очень внимательно рассматривал её ноздреватую кое-где поверхность. Но команды старшего воспитателя приступить к обеду ещё не было. Мне кружил голову аромат только что выпеченного хлеба. Втайне я глотал слюни и считал себя самым счастливым человеком!
Прозвучал голос старшего: "Можно кушать". Как всегда, хлеб на тарелке разлетелся в разные стороны. Моя горбушка досталась мне. Вблизи, в руках, она была ещё ароматнее. Я рассмотрел её хорошенько и, дождавшись первого блюда, не решался горбушку съесть. Она казалась необыкновенно сладкой и вкусной. Поразмыслив, решил её не кушать, а оставить "на после". "Съем её, когда приду в отряд". С этими мыслями я открыл ящик стола, за которым мы обедали, и положил в уголок свою горбушку хлеба.
Пообедав, поболтав о разных делах, мелочах с мальчишками - настроение было весёлое, - мы строем последовали в свои домики на отдых. Спали крепко, хотя не любили днём отдыхать и порой размышляли: "Зачем взрослые придумали для детей такое дело? Сами не спят, а нас заставляют! Вот бы сейчас поиграть - куда интереснее, чем спать!" Но сон брал своё, и мы засыпали как один. В этот день я довольный и радостный уснул быстрее всех.
В середине сонного часа я проснулся от смутного толчка мысли. Потянулся и вспомнил аромат ржаного хлеба. "А где моя горбушка?" - в этот миг я моментально пришёл в себя. Вскочил и сел на кровати, почёсывая затылок: "Я забыл её съесть, оставил "на после" в ящике стола в столовой". Воспоминания о хрустящем хлебе и предвкушение еды расстроили меня окончательно, но бежать в пищеблок было нельзя - "сонный час". "Интересно, сколько ещё времени нам отдыхать?" - подумал я и лёг на свою кровать. Кругом все спали. Рядом лежал друг Колька, задрав вверх своё лицо, и сладко посапывал. Вдали сидела Надежда Ивановна - воспитательница. Уснуть я больше не смог. "А может, мне сорваться и потихоньку выскочить незаметно, - продолжал рассуждать я. - Нет, нельзя нарушать режим - так говорит нам и учит Надежда Ивановна". Воспоминания о хлебе не давали покоя. Я ворочался в постели и глотал слюни.
"Серёженька, ты что ворочаешься? Почему рано проснулся?" - спросила воспитательница. Я закрыл глаза и притворился спящим.
Но вот долгожданный подъём. В трусах и майке, босиком, не убрав постель, я вскакиваю и со всех ног бегу в столовую. Запыхавшись, добрался до здания и открыл дверь. В столовой было тихо и пустынно. Я подбежал к столу и выдвинул заветный ящик. Горбушки не было! Постояв немного, я хотел направиться на кухню - там слышались голоса работников, но постеснялся, откровенно сетуя на свою детскую забывчивость. Было обидно, вот раззява, с испорченным настроением, медленно я вернулся в отряд. Мои сверстники уже встали и убрали свои постели.
Колька встретил меня возгласом: "Где был и почему молчишь?" Я с досады махнул ему рукой, подумав: "Больше мне уже никогда (до конца смены оставалось несколько дней) не попадётся в столовой такая "горбушка хлеба". "Что делать, - вздохнул я, - буду есть мякиш".