Своей службой горжусь!

– Александр Николаевич, с чего началась ваша флотская жизнь?
– Наверное, с мечты. Благодаря ей в 1970 году я, уроженец Мичуринска, окончивший школу № 11 в Донском, поступил в Ленинградское высшее военно-морское инженерное училище имени Дзержинского, которое через пять лет окончил и был направлен для прохождения службы на Тихоокеанский флот. Моя корабельная специальность связана с эксплуатацией ядерных реакторов атомных подводных лодок (АПЛ). В 1996 году служба на Дальнем Востоке завершилась, и я вернулся теперь уже в Санкт-Петербург начальником факультета в своём училище. Завершив службу, последние годы трудился в Центральном конструкторском бюро «Рубин» – одном из ведущих советских и российских предприятий в области проектирования подводных лодок. Но не так давно принял решение уйти на заслуженный отдых. Несколько месяцев назад мы с супругой переехали в Мичуринск, где сейчас и живём.

– Вы учились в Ленинграде, а много ли в СССР военных вузов готовили подводников?
– Десять училищ. Конкурс везде был высокий, когда я поступал, у нас было 12 человек на место. Несмотря на популярность профессии и десяток училищ, офицеров-подводников на флоте не хватало. В советские годы строилось настолько большое количество кораблей, что военно-морские вузы не успевали готовить специалистов. Это в свою очередь сказывалось на организации службы: порой даже отменяли плановые отпуска, да и просто выходных дней могло не быть.
– Как часто подводники ходят в походы?
– Я уточню: есть походы, и есть выходы в море. Поход – это длительное нахождение корабля в море с несением боевой службы, с полным боекомплектом. Выход – кратковременное плавание, как правило, не дольше пары недель, в котором экипаж отрабатывает курсовые задачи. Боевая подготовка проходит в течение всего года. И на море, и на суше. Выходы и походы чередуют друг друга. О периодичности говорить сложно, но большую часть времени экипажи проводят, конечно, в море.

– Вы помните название корабля, на котором начали службу?
– Тогда лодки не имели названий как надводные корабли. Только буквы и номера. Традиция, когда и они стали получать наименования, появилась в 90-е годы. Я начал службу на АПЛ проекта 675 «К-7» в должности командира группы дистанционного управления атомной энергетической установкой, на ней же и завершил службу в 1985 году в должности командира электромеханической боевой части. Далее были учёба в Военно-морской академии и служба в штабах соединений и объединения АПЛ.

– На какой глубине обычно идёт лодка?
– Зависит от её класса. Самая передовая по тем временам (АПЛ «Комсомолец») могла погружаться на глубину до 1000 мет-
ров. Мне приходилось погружаться до 400 метров.
Экипаж такую глубину не ощущает, хотя нагрузки на корпус корабля колоссальные, даже сверхпрочный металл бортов и обшивки трещит. Мы проводили эксперимент: до погружения между двумя бортами (это метров семь) натягивали обычную нитку. На глубине больше 200 метров она теряла натяжение и провисала. К этому привыкаешь и не обращаешь внимания.

– Долго длится плавание?
– Всё зависит от поставленной задачи и типа лодки, автономность которой ограничена запасом продовольствия на ней. Корабли первого поколения имели автономность 50 суток – период, когда лодка находится под водой без необходимости всплытия и пополнения запаса. Современные атомоходы способны оставаться под водой до 100 суток. Во время несения боевой службы лодка периодически всплывает на перископную глубину для приёма сигналов управления и уточнения координат. После выполнения задач боевой службы заходили в пункты материально технического обеспечения (например, порт Камрань во Вьетнаме), где экипаж пополнял запасы и проводил техническое облуживание. Мой личный «рекорд» – 268 суток, это с несколькими заходами в пункты материально-технического обеспечения.

– Как выглядит типичный день в походе?
– Жизнь в походе состоит из вахт и отдыха после них. Вахта – это четыре часа и потом восемь часов отдых. Но отдых на лодке – это не безделье. Всё время, свободное от несения вахты, экипаж проводит в отработке боевых и учебных задач. Ежедневно проводятся тренировки по борьбе за живучесть, три раза – приборка и много других рабочих моментов. Да и после вахты не всегда удаётся выспаться: бывало, час-полтора поспишь и – подъём. А вот днём для свободных от вахты непременно час-полтора послеобеденного сна – так называемый адмиральский час. И такой круговорот каждый день. Подводная лодка – образно говоря, маленький город: со своей электростанцией, кухней и ЖКХ, «кинотеатром» и другой инфраструктурой, без которой немыслима жизнь.

– Питание в походе какое-то особенное?
– В плане меню разнообразным его назвать сложно. По качеству претензий нет. У подводников свои нормы довольствия, и они отличаются от всех остальных на флоте. В наше время в паёк входили дефицитные и деликатесные продукты – сырокопчёные колбасы, сгущёнка, консервированные фрукты и овощи, шоколад, красная икра, кофе. Всё высшего качества, никакого суррогата. Обязательно за обедом 50 граммов вина. Причём на лодке меню и нормы довольствия для всех одинаковы – от командира до матросов…

– И это каждый день?
– Ну, тут интенданты и коки «импровизировали». Например, суточная норма красной икры на человека – пять граммов. Поэтому её давали раз в три дня, но уже большими порциями. Офицеры и мичманы чаще всего вообще не ели икру, а по окончании похода «накопленные» таким образом банки привозили домой. В подарки домашним из походов входили и шоколад, и консервированная вяленая вобла в железных трёхлитровых банках. На лодке, несмотря на огромные физические нагрузки, аппетит не зверский: сказываются нехватка кислорода и отсутствие активного движения.

– А случаи пьянства в походах были?
– Нет. На корабле, напичканном ракетами с ядерными боеголовками, об этом и речи быть не могло. Да и весь экипаж всегда отдавал себе отчёт в том, что можно и что нельзя.
– Вы сказали, что на лодке все питаются одинаково. А есть ли какие-то привилегии для офицеров?
– Как сказал в своё время легендарный подводник, Герой Советского Союза Магомед Гаджиев: «На лодке все равны. Или все побеждают, или все погибают». Никаких привилегий нет, все в одинаковых условиях. Разве что командир – единственный, у кого есть своя отдельная каюта.

– А у остальных?
– Остальные живут в общих: офицеры по четыре-шесть человек, мичманы и матросы по шесть-восемь в каждой. Здесь тоже всё зависит от типа лодки. Но примерно такой расклад везде.

– Как выглядит досуг подводника в походе?
– Вечером по выходным показывают кино. Выходят стенгазеты. Команды смен готовят концерты и выступают с ними друг перед другом.

– Где экипаж стирает форму во время похода?
– На лодке форма не стирается. Комплекты нательного белья, носки, постельное бельё, полотенца, носовые платки – одноразовые. Это всё меняется еженедельно, а использованное упаковывается в контейнеры и через специальное устройство выстреливается за борт.
– Внутри лодки прохладно?
– В основном система кондиционирования обеспечивала комфортные условия, но вот если часть похода проходит в тропиках в надводном положении, например, при прохождении проливов или на якорной стоянке, то о прохладе можно только мечтать. В реакторном отсеке температура достигала 50-60 градусов Цельсия, в турбинном – 80-90, в центральном посту около 40. Система кондиционирования лодок первого поколения отличалась от той, что под этим сегодня понимает большинство людей. Её работа была связана с температурой забортной воды, которая для того оборудования не должна была превышать 28 градусов Цельсия. А в Индийском океане на поверхности иногда зашкаливало за тридцать градусов, что не позволяло системе кондиционирования работать эффективно.
Вентиляторы работали, но от них мало толку, поэтому говорить о комфорте не приходилось, и только на глубине полсотни метров температура воды снижалась градусов до 25, что позволяло снизить температуру и в отсеках.

– А шумно в лодке?
– Шумно. Постоянно работают десятки всевозможных механизмов и агрегатов. К этому привыкаешь и не особо замечаешь.

– Много ли было среди вашего экипажа курильщиков?
– Как ни странно – да. У нас даже в классе военного училища из 30 курсантов только двое (включая меня) не курили. На лодках это проблема, в первую очередь ощутимая для самих курильщиков. В частности, на атомных лодках первого поколения, на которых прошли большие годы моей службы, курение было категорически запрещено.

– Во всех фильмах про подводников, они, как правило, небритые. Это фантазия режиссёра или так есть в действительности?
– Традиционно офицерам и мичманам в дальних походах разрешалось отпускать бороду. Был в моей практике лишь один период, когда эту традицию временно отменили – во время пожара на одной из лодок погиб мичман: его дыхательная маска на спасательном аппарате из-за бороды неплотно прилегала к лицу, и он задохнулся.

– Есть ли у экипажа возможность связаться с домом?
– Нет. Всё радиооборудование корабля работает только на приём, чтобы не обнаружить своё местонахождение. Лодка в определённый час поднимается (но не всплывает) на необходимую для сеанса радиосвязи глубину и принимает информацию из Центра управления. Письмо домой –
редкость, его можно было отправить, когда лодка заходила в пункт материально-технического обеспечения.

– Но события, происходящие в стране и мире, вы же как-то отслеживали? Перестройка, например, в стране началась, пока вы там в плавании…
– Ну, уж такие моменты мы, конечно, не могли, пропустить (смеётся). Естественно, информационного вакуума не было. Просто быть в гуще событий у подводников не получалось.

– Александр Николаевич, в действительности в службе на подводной лодке романтики не так уж много…
– Согласен. Как-то мой отец приехал ко мне в гости, и я ему организовал экскурсию на подлодку. Побывав там и увидев условия, в которых экипаж живёт порой по полгода, он сказал: «Если бы знал, в жизни бы тебя не пустил учиться на подводника…». Но на то она и военная служба, чтобы преодолевать трудности. По-другому защищать границы страны не получается. А в том, что подводный флот был и остаётся авангардом и гарантом такой защиты, понимают все. Так что, несмотря на все тяготы службы, я ни разу не пожалел о выбранной профессии. Она редкая, почётная, и, что интересно, все, к ней причастные, всегда рассказывают об этом с гордостью…