Милосердие победило силу

Пожилой человек принёс в редакцию письмо о своём сослуживце – сотруднике Заворонежской районной больницы. Слово за слово, и выяснилось, что пришедший, заслуженный врач Российской Федерации Анатолий Александрович Попов, провёл детские годы под Сталинградом. Военным Сталинградом. Конечно, жители хутора Ершиловки Хопёрского района, находящегося в ста с лишним километрах от основных военных действий, в полной мере не испытали того ужаса, который выпал на долю сталинградцев, но отголоски трагических событий врезались в детскую память на всю оставшуюся жизнь.

«Мне было четыре с половиной года, когда началась война. Папа, до войны работавший в колхозе трактористом, ушёл на фронт, служил в артиллерии водителем, перевозил реактивные установки залпового огня «катюша». Дома остались мама Варвара Фёдоровна, я и двухлетняя сестра Юля. И вот в 1942 году линия фронта подошла вплотную к Сталинграду. Над нашими головами стали кружить немецкие самолёты. Они сбрасывали бомбы. Много бомб. Было впечатление, что, уворачиваясь от советских зениток, защищавших подступы к городу, они, в страхе не долетая до цели, просто освобождались от смертельного груза над мирными селениями. Бомбы попадали в дома и сараи, и тогда гибли наши знакомые, домашний скот. Хорошо помню мамины руки, крепко обнимающие нас с сестрой во время бомбёжек.
Речь зашла об эвакуации населения. Приезжали представители из Тамбовской области, звали к себе. Кто-то принял их предложение, но мама отказалась: с двумя маленькими детьми дальний переезд был ей не по силам. И мы продолжали жить в тревожном ожидании вестей с фронта. У родственников был радиоприёмник на аккумуляторе, от них мы узнавали, что происходит вокруг, а ещё время от времени нам передавали выпуски газеты «Сталинградская правда».
Зато мы могли наблюдать, как происходит перегруппировка советских войск, техники, вооружения. В районе железнодорожной станции Поворино, что в 15 километрах от хутора, без конца звучали взрывы: фашисты бомбили военные эшелоны. Вся активная жизнь сместилась на тёмное время суток. Ночью производили разгрузку, прятали боевые машины в лесу, маскируя их срубленными деревьями, валежником, воинские части передвигались в сторону линии фронта. Днём бойцы, размещённые по домам местных жителей, отсиживались в избах, дремали вповалку, писали весточки домой, иногда пели песни. Мама стирала солдатам гимнастёрки, полные вшей, а затем вешала одежду на рогач и засовывала в жар русской печи для дезинфекции. Военнослужащие делились с хуторянами кусковым сахаром, давали соль, мыло, общались с детьми, с грустью вспоминая при этом кровных сыновей и дочерей. Если кому-то из служивых уж очень требовалось выйти днём во двор, то в целях маскировки они надевали женское платье.
Видя, как мы боимся бомбёжек, наши постояльцы вырыли во дворе двухметровой глубины землянку, обложили её изнутри брёвнами, сверху положили в два слоя деревья, настелили на них кору, насыпали землю, полили водой для уплотнения и в завершение накидали травы и веток. Внутри поставили две табуретки и несколько пеньков. Теперь нам было гораздо спокойнее слушать страшный гул бомбардировщиков».
А что же в это время происходило в Сталинграде? Война ворвалась в город внезапно. Ещё накануне 23 августа 1942 года жители слышали по радио, что бои идут на Дону, почти за 100 километров от города. Работали все предприятия, магазины, кинотеатры, детские сады, школы готовились к новому учебному году. Но в тот день, пополудни, всё в одночасье рухнуло. Четвёртая немецкая воздушная армия обрушила свой бомбовый удар на улицы Сталинграда. Сотни самолётов, совершая один заход за другим, планомерно уничтожали жилые кварталы. Никто не знает, сколько тысяч сталинградцев погибло в те дни в подвалах обрушившихся зданий, задохнулось в земляных убежищах, сгорело заживо в домах.
История войн не знала столь массированного разрушительного налёта. В городе тогда не было скопления наших войск, так что все усилия противника были направлены на уничтожение именно мирного населения. Спустя много лет после окончания Великой Отечественной войны люди, пережившие ужас блокады Сталинграда, описали пережитое в книге «Воспоминания детей военного Сталинграда»: «Наш дом сгорел, - вспоминает Гурий Хватков, ему было 13 лет. – Многие дома по обе стороны улицы тоже были охвачены пожаром. Отец и мама схватили нас с сестрёнкой за руки. Невозможно описать, какой мы испытали ужас. Вокруг всё пылало, трещало, взрывалось, мы бежали по огненному коридору к Волге, которую из-за дыма не было видно, хотя она была совсем близко. Вокруг слышались крики обезумевших от ужаса людей. На узкой кромке берега скопилось много народа. Раненые лежали на земле вместе с мёртвыми. Наверху, на железнодорожных путях взрывались вагоны с боеприпасами. Над нашими головами летели вагонные колёса, горящие обломки. По Волге плыли горящие потоки нефти. Казалось, что пылает вода. Мы бежали вниз по течению. Вдруг увидели небольшой буксирный пароход. Едва поднялись по трапу, как пароход отошёл. Оглянувшись, я увидел сплошную стену горящего города».
Сотни немецких самолётов, низко спускаясь над Волгой, расстреливали жителей, пытавшихся переправиться на левый берег. Речники вывозили людей на обычных прогулочных пароходах, катерах, баржах. Фашисты поджигали их с воздуха. Волга стала могилой для тысяч сталинградцев. В книге «Засекреченная трагедия гражданского населения в Сталинградской битве» приводится высказывание офицера абвера, взятого в плен в Сталинграде: «Мы знали, что русских людей надо уничтожать как можно больше, с тем, чтобы предотвратить возможность проявления какого-либо сопротивления после установления нового порядка в России».
Но вот неимоверными усилиями советских войск под руководством лучших армейских генералов в начале февраля 1943 года враг был разбит. И вновь по маленькому хуторку Ершиловке прошли тысячи солдатских сапог, на сей раз не только русских. Колонны военнопленных понуро передвигались по изрытой взрывами, поруганной земле. И побуждаемые необъяснимым внутренним чувством русские женщины, а в их числе и Варвара Фёдоровна Попова, протягивали жалким фрицам ломти хлеба, тыкву, свёклу. «Что же вы делаете, бабоньки, это ж звери бессердечные, не за что их жалеть», - пытались образумить хуторянок конвоиры. «Их тоже заставили воевать. А может, кто из немцев и наших мужей пожалеет», - отвечали горемычные солдатки. Нередко в пленных летели камни: вдовы мстили за убитых мужей и сыновей.
Доброта Толиной мамы принесла плоды: муж вернулся домой в сорок пятом целый и невредимый. Вскоре семья Поповых пополнилась ещё двумя ребятишками. А Анатолий Александрович, с детских лет насмотревшись горя и страданий, выбрал одну из самых милосердных профессий на земле - врача. Время от времени он достаёт из семейного альбома две фотографии. На одной, датированной 4 февраля 1945 года он с мамой и сестричкой Юлей. На обороте – текст: «На добрую долгую память. Твоё семейство: супруга Варя и детки Толя и Юля». Эту фотографию Александр Иванович Попов бережно хранил до самого возвращения в кармане гимнастёрки. Другая, выцветшая (оттого, что лежала, скорее всего, не в альбоме, а на видном месте, «на глазах», на солнечном свете) пришла от главы семейства в канун нового 1944 года из Словении. «Фотография на фронте в дни Отечественной войны» - гласит надпись, сделанная химическим карандашом.
Память и вправду вышла долгая и добрая. Значит, всё было не зря, не напрасно было.