Чудесное спасение

Почти семь десятков лет прошло с того страшного дня, как на нашу Родину напали фашистские захватчики. В памяти свидетелей тех горестных событий время словно остановилось. Уроженец деревни Воеково Липецкой области, житель нашего города пенсионер В.И. Быков был совсем малышом, когда немцы вторглись в его деревеньку. Однако воспоминания его тревожного детства поражают своими подробностями. Виктор Иванович охотно согласился поделиться ими с читателями "Мичуринской правды".

В поле за рекой послышались глухие выстрелы. Бабушка попросила всех домочадцев отойти от окон и сесть на пол. Испуганные дети спрятались под диван, под стол. Меня, как самого маленького, мама взяла на руки. Отдалилась к печке, прижимая к груди. Я робко выглядывал из-за её плеча. Из окна взору открылась непонятная картина. Растянувшись по всему полю, быстро двигались по направлению к деревне люди в форме. Впереди них мчались мотоциклисты.

Стояла поздняя осень. Землю застилал первый снег. Чужеземцы скатывались, как на санях, на своих мотоциклах с пригорков. Затем вручную перетаскивали свою технику через небольшую речушку Ясенок. Вскоре на улице показались снующие везде солдаты. Отовсюду доносились резкие выкрики на незнакомом языке. Так пришёл к нам немецкий солдат. Грубо топтал он на глазах местных жителей с любовью возделанную ими землю.

Помню, как взрослые со страхом ожидали появления захватчиков в доме. Увы, их опасения оправдались. И вот в сенях послышался топот, в комнату вошли двое рослых офицеров. Незваные гости были одеты в подчёркивающие их фигуры чёрные формы. Один из них, указывая пальцем, принялся считать: "Айн, цвай"… В хате находилось одиннадцать человек: шестеро детей (старшему было всего восемь лет) и взрослые - бабушка, дедушка, мама, тётя Луша. А во второй комнате на кровати лежал раненый дядя Андрей. Так как госпитали были переполнены, его отпустили долечиваться домой.
Пересчитав присутствующих, офицер повернулся к женщинам и строго сказал: "Млеко, млеко, яйко". Мама догадливо кивнула головой, положила меня в висевшую посредине комнаты плетёную колыбель и побежала в погреб. Вскоре она появилась с махоткой молока и передала им. Пока немцы с наслаждением пили, мама уже принесла в решете несколько яиц. Опорожнив посудину, они перевернули её вверх дном, показывая этим, что вот, мол, ни капли не осталось. Затем, внимательно осмотрев всё вокруг и узнав, что в соседней комнате лежит раненый, спешно вышли из хаты, не забыв прихватить с собой решето. "Слава Богу", - с облегчением прошептали старшие. Но не прошло и двух минут, как в дверном проёме появился огромный рыжий солдат с оружием. Он быстро прошёл во вторую половину хаты, оттолкнув при этом ставшую было на его пути тётю Лушу. Та отлетела на находившийся возле русской печи сундук и зарыдала. Рыжий поднял дядю и, наведя на него автомат, вывел из дома. Женщины заплакали, к ним присоединились и мы.

Никто не знал, что нужно предпринять, чтобы спасти родного человека. Долго не раздумывая, мама вытащила меня из люльки и бросилась догонять немецкую колонну. Бежала огородами, наперехват. Когда мы оказались за деревней, увидели, что далеко вперёд протянулся конный обоз. В упряжках находились мощные, толстоногие лошади. На второй от конца повозке везли пленного дядю. Конвоировал его всё тот же рыжеволосый фашист. Мама подбежала к нему и, цепляясь за телегу, умоляла отпустить раненого. Нечестивец ногой оттолкнул беззащитную женщину с ребёнком и навёл на нас автомат.

Навсегда запомнились мне обращённые к маме слова дяди: "Вер, не надо, не подходи… Иди домой. Убьют! Я скоро вернусь", - произнёс он. Из-под незастёгнутого пиджака пленного фронтовика виднелись бинты. Он старался выглядеть спокойным, но даже мне, малышу, было очевидно, как ему тяжело.

Дело принимало опасный оборот. Нас окружила толпа немцев, рядом оказались и двое уже знакомых офицеров. Мама опустилась перед ними на колени и слёзно умоляла освободить больного, показывала им на меня, говорила, что он мой отец. Не знаю что, но что-то сработало положительно. Произошло чудо! Один из офицеров приказал маме встать, что-то произнёс рыжему конвоиру и тот освободил дядю. Позади нас осталось много немецких солдат. Мы поспешно свернули от них в сторону и, пройдя через огороды, на радость всем родным вернулись домой.

Как быстро немец вошёл в деревню, так спешно он её и покинул. Отступали захватчики тоже через Воеково. Погода стояла плохая, дороги раскисли, беглецы очень спешили. Вражеская техника вязла в грязи, и её приходилось бросать. Ребятишки постарше не терялись, приносили оставленные фашистами трофейные канистры с бензином, ломы, лопаты. Особенную ценность представляла для детворы зелёная и красная резина от камер колёс. Умельцы мастерили из неё для валенок галоши. А главное мальчишки использовали эластичную добычу для изготовления отличных рогаток.

Хотя и было мне совсем не много лет, в памяти сохранились те давние события. Часто вспоминаю годы своего раннего детства. Милая и родная, любимая всеми бабушка Греппа! Она никогда не повышала ни на кого голоса. В доме, в котором во время войны проживало три семьи, царило смирение и взаимопонимание. Мама моя часто говорила, что таких, как папаша и мамаша (свёкор и свекровь), больше нигде не встретишь.

Бабушка была глубоко верующим человеком. На протяжении всей войны она посылала письма на фронт бойцам и в каждое вкладывала переписанный от руки псалом "Живые в помощи". Она привлекала и внуков к этому благородному занятию. Те, кто знали грамоту, охотно брались за ответственное задание. Не скрою, я им завидовал. Однажды по моей настоятельной просьбе наконец получил разлинованный листок и огрызок химического карандаша. Наплевал на кусочек бумаги, и, обмакивая в слюне орудие своего труда, начал старательно перерисовывать незнакомые мне иероглифы старославянского языка. Губы, лицо и руки мои были измазаны. Те, кто видел меня за такой работой, снисходительно смеялись, называли летописцем. А бабушка в шутку говорила, что как я завершу написание молитвы, так и война закончится. После долгих усилий с большим трудом я всё же дорисовал последние буквы. После чего бабуля взяла "великие" труды, внимательно просмотрела, перекрестила их, погладила меня по головке, затем свернула треугольником, написала что-то сверху и отложила в сторону. Наверняка эта рукопись не была отправлена на фронт. Зато я почувствовал уверенность, что тоже внёс свою лепту в Победу.

Хорошо помню, что с фронта приходили бабушке письма без подписей, в которых её благодарили за благое дело. Во время боевых затиший, находясь в окопах, наши воины переписывали бесценные послания. Ещё запомнилось, как уже после окончания войны к нам с гостинцами заехал офицер. Он говорил о том, как дорога на фронте духовная поддержка.

В годы войны и стар, и млад жили одной верой - в освобождение страны, в Победу, и каждый, как мог, вносил свой вклад для приближения этого святого дня!