В течение трёх с лишним лет резкий окрик немцев пробуждал семью Прохоровых от тяжёлого сна без сновидений или, наоборот, наполненного кошмарами. И поспешно поднимающиеся с нар люди в который раз с горечью осознавали, что действительность гораздо страшнее всех привидевшихся ночью ужасов.
Семья жила в деревне Ляхтовка Стодолищенского района Смоленской области. Железнодорожник Борис Прохоров работал на расположенной неподалёку станции Угра. Его жена была домохозяйкой, воспитывала четверых детей, появившихся на свет с разницей в год с небольшим. Жили Прохоровы в комфортабельном по тем временам двухэтажном доме, построенном специально для работников стальных магистралей.
Начавшаяся война не дала шансов опомниться, свыкнуться с мыслью, что мирные времена вернутся нескоро, как могли это сделать жители удалённых от линии фронта областей. Смоленщину бомбили жестоко и методично, так, словно целью немецких истребителей было обратить всё в прах. Во время бомбёжек Борис укрывал семью в убежище на станции Угра. Дети и взрослые со страхом прислушивались к устрашающим звукам рвущихся снарядов. И вот наступил неизбежный день, когда от дома железнодорожников остались лишь руины.
Попытка эвакуации, предпринятая в октябре 1941 года, провалилась. Казавшийся спасительным поезд продвинулся лишь на несколько километров до ближайшей станции. Вдруг на перрон выбежал дежурный с красным флажком. «Туда нельзя, там немцы», - закричал он. Игнорируя сигналы к остановке, поезд продолжил движение в течение десяти минут, а затем резко остановился. Прохоровы вместе с остальными пассажирами прильнули к окнам и впервые увидели немцев. Вальяжные, с видом хозяев жизни и сигаретами в зубах, они неспешно приближались с автоматами наперевес к вагонам. Раздался крик: «Все в лес!».
Кто смог, укрылся в лесной чаще, в избушке лесника. Испуганно прижалась к матери одиннадцатилетняя Лиза. Спрятавшиеся в лесу люди попытались развернуть партизанское сопротивление, но отступавшие воинские части оставили их без оружия и связи с командованием. Вражеское кольцо смыкалось со всех сторон, не давая возможности ускользнуть. Семьям, перебравшимся в ближайшую деревеньку Красиловка Стодолищенского района, оставалось лишь ждать неминуемого прихода немцев.
Испытание пленом
И они нагрянули ранним осенним утром. В деревеньке раздались резкие гортанные крики на чужом и пока непонятном языке. Несколько недель спустя все пленные начнут безошибочно распознавать команды врагов (тех, кто не понимал, расстреливали на месте), а пока люди с ненавистью и страхом смотрели, как немцы проводят сортировку. Прохоровых определили в так называемую семейную группу, в которой преобладали дети-подростки. Сначала пешим ходом, а потом в товарных вагонах пленных погнали в концентрационные лагеря.
Так для Лизы, её братьев Константина, Даниила, Николая и их родителей начался долгий изнурительный путь, ограниченный колючей проволокой, стальными засовами и решётками. Первый лагерь, в который отправили пленных, был расположен в Могилёве. Он представлял собой тесное помещение, уставленное трёхъярусными нарами, переполненное людьми: живыми и умершими. Убирать трупы немцы не спешили, дабы каждый проникся осознанием того, что ждёт его в ближайшем будущем. Кормили ужасным супом из брюквы или турнепса и хлебом, в котором опилок было больше чем муки.
После Белоруссии пленных отправили в Польшу, затем в Германию. Многие пытались бежать. Удавалось это единицам. Для тех, кого немцам удавалось схватить, земные страдания быстро заканчивались. Их убивали прилюдно в назидание другим. Прохоровы всегда старались держаться вместе. На их глазах немцы разлучали мать с ребёнком, забирали у старика внуков. Часто они останавливались возле Лизы и её родителей с улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего, но, подумав немного, уходили.
До Германии доехали не все. Многие не выдержали тяжёлой дороги. Оставшихся в живых согнали в бараки без окон и мебели, если не считать нар. И взрослых, и детей ранним утром гнали на работы. Люди старшего возраста под конвоем отправлялись на заводы, подростков заставляли с места на место перетаскивать кирпичи и камни. Сейчас, оглядываясь назад и вновь переживая те страшные времена, Елизавета Дмитриевна сомневается в том, нужен ли кому-то был этот подневольный тяжкий труд.
Так один безрадостный унылый день сменял другой. Ранний утренний подъём, непосильная работа, жёлтый суп из кормовых овощей, миску которого люди получали раз в день и наконец вечерний отбой, когда они без сил валились на свои убогие постели. Спать ложились кто в чём был, снимать лохмотья, заменявшие одежду, никому в голову не приходило. Сил хватало только проверить, живы ли товарищи по несчастью, и сделать очередную зарубку на стене, чтобы не потерять счёт времени.
А утром похожих на обтянутые кожей скелеты людей громким криком будила вооружённая нагайкой и пистолетом немка. Однажды мама Лизы заболела и не смогла подняться с нар. Немка выхватила нагайку и начала бить измождённую женщину по голове. Девочка с криком отчаяния бросилась к матери, старалась, как могла, прикрыть её своим тщедушным тельцем. Досталось обеим. Мать и дочь долго приходили в себя после побоев. Такая же участь постигала всех, кто не мог идти. Одних убивали, других били до полусмерти.
Чтобы выжить
Счастливый день для самых отчаянных наступал, если удавалось сделать подкоп под тесными рядами колючей проволоки и добежать до местных жителей. Те, изумлённо качая головой при виде голодного оборванца, давали кусок хлеба. Схватив выпрошенную провизию, пленный спешил назад, пока дежурные не обнаружили его отсутствия. Бежать совсем из лагеря решались немногие - на территории вражеского государства русских было видно за версту.
Некоторое время таким промыслом занимался старший брат Лизы Николай. Добытый в немецких деревнях хлеб подросток приносил родным до тех пор, пока его не поймал на месте преступления немец. Парнишку избили так, что он несколько дней находился между жизнью и смертью.
Слух о том, что открылся второй фронт и Германия скоро капитулирует, вселил в измученные сердца робкую надежду на спасение. Однажды утром по баракам, словно молния, промчалась весть: «Кончилась война!». Пленные выскочили из бараков и увидели приехавших на мотоциклах американцев, которые разглядывали их с искренним недоумением, не понимая, как смогли выжить эти исхудалые, оборванные люди. Вход на огороженную колючей проволокой территорию, обычно бдительно охраняемый людьми и собаками, был открыт.
Лиза с братьями, повинуясь внезапному порыву, влившему в них новые силы, выбежали за пределы ненавистного концлагеря, упали в высокую траву, смеялись и плакали от счастья. Для изголодавшихся людей были накрыты столы. Незатейливая еда показалась верхом блаженства, и узники никак не могли ею насытиться.
Потом американцы предлагали всем остаться здесь в Германии, сулили работу и жильё. Прохоровы, несмотря на то, что от их имущества осталось пепелище, ответили твёрдым отказом. Когда освобождённых везли через границу, представлявшую собой тогда чистое поле, бывшие пленники попросили американцев сделать остановку и со слезами на глазах целовали родную землю, от которой были так долго оторваны.
Возвращение
Измученные, но со светящимися надеждой глазами Прохоровы приехали на родную Смоленщину. Жить и зарабатывать на хлеб было негде, и отец семейства принял решение ехать на Сахалин, на восстановление его южной части. Несмотря на то, что голодная пора миновала, Лиза и её братья долго не могли набрать привычный для своего возраста вес. Тяжёлая жизнь в концлагере наложила тяжёлый отпечаток на здоровье всех членов семьи.
На Сахалине Борис Прохоров работал на железной дороге. Перед железнодорожниками была поставлена задача переделать узкую стальную японскую колею на широкую отечественную. Лиза продолжила прерванное войной образование, а после окончания школы приняла решение поступать в Мичуринский Плодоовощной институт. На лекциях она познакомилась со своим будущим мужем, молодые люди сидели за одной партой. После свадьбы девушка переехала в квартиру мужа, на улицу Революционную. Изначально это был двухэтажный дом, в котором жильцам выделяли небольшие проходные комнаты. Позже дом капитально отремонтировали, надстроили ещё один этаж, и жильцы получили отдельные квартиры.
В одной из них и живёт несколько десятков лет бывшая узница немецкого лагеря и преподаватель сельского хозяйства и биологии школы № 16 (ныне структурное подразделение школы № 18). В небольшой квартирке, кроме хозяйки, обитают две кошки.
«Я всю жизнь очень любила растительный и животный мир, наверное, поэтому и стала учителем биологии, - говорит Елизавета Борисовна, ласково поглаживая прыгнувшую на колени Мурку. - Когда здоровье позволяет, сажаю цветы возле дома и ухаживаю за ними, всегда подкармливаю бездомных собак. Бывает, встану утром, гляну в окно, а во дворе уже сидят в ожидании завтрака наши бездомные четвероногие друзья».
Думается, человек, прошедший немыслимые испытания, начинает по-другому понимать окружающую действительность. Вот и Елизавета Борисовна признаётся, что для неё нынешняя жизнь воспринимается как счастье: «У меня есть крыша над головой, средства к существованию и, самое главное, чистое небо над нашим городом. Мне нечего больше просить у судьбы, всё, чего хотелось бы, - пожить подольше, насладиться мирной жизнью, которую нам подарили русские солдаты, спасшие мир от коричневой чумы».